Эксперты выделяют три цели, которыми может руководствоваться Россия при введении платы за выбросы парниковых газов. В отрыве от них однозначно назвать наилучший вариант невозможно, но главное — он должен работать на развитие

Порядка ста механизмов ценообразования, охватывающих четверть мировых выбросов парниковых газов, сложилось в мировой практике к концу 2024 года. В России, однако, плата за углерод на государственном уровне пока не запущена, а ее модельне определена. В этой связи выбор подходящего варианта должен зависеть от национального целеполагания, считают создатели первого ежегодного Национального доклада о климатической повестке в России, разработанного Институтом народнохозяйственного прогнозирования РАН совместно с Фондом Андрея Мельниченко и «РИА Новости».

Как указывают эксперты, все существующие на сегодняшний день механизмы условно можно разделить на обязательные, то есть регулируемые государством, и добровольные, предполагающие участие вне зависимости от попадания под обязательное регулирование. В частности, к первой группе относят углеродный налог и системуторговли выбросами.

В этой системе углеродный налог (УН) обеспечивает государству наибольшую простоту управления, высокую степень контроля и бюджетные доходы. Однако для бизнеса этот механизм наименее гибкий, к томуже создающий максимальную финансовую нагрузку, поскольку компенсационные меры (при их наличии) лишь отчасти смягчают бремя. С другой стороны,добровольное регулирование (ДР). Оно дает бизнесу площадку, которую он может использовать при необходимости для управления рисками. Финансовая нагрузка в данном случае оказывается наименьшей. Система торговли выбросами (СТВ) в этой иерархии занимает место посередине. Это рынок с обязательным присутствием определенного набора компаний. Влияние регулятора на нем ощутимо, но участники обладают набором опций для выполнения обязательств по углеродному регулированию.

Для сравнения:средневзвешенная цена при использовании инструментов добровольного регулирования составляет около $4 за тонну СО2-эквивалента, указывают эксперты. В тоже время средневзвешенные цены СТВ и ставки УН— $25.

Какие есть варианты у России

Невозможно однозначно сказать, какой механизм ценообразования на выбросы парниковых газов лучше, замечают авторы доклада. Для России основополагающим принципом в выборе должно стать «достижение национальных целей развития», в том числе «недопущение рисков для социально-экономической динамики страны и излишней нагрузки на население и бизнес», добавляют они. При этом важно понимать, какая приоритетная цель ставится в рамках национальной климатической политики:

Цель 1— увеличение объема поступлений в государственный бюджет. Ее достижению может служить ввод углеродного налога с минимальными компенсационными мерами или вовсе без них. Также возможен запуск системы торговли выбросами по «европейской» модели с платным распределением разрешений на первичном рынке. При этом следует предусмотреть высокие штрафы за невыполнение обязательств, а также развить штрафную систему, чтобы уплата штрафа сопровождалась обязательной покупкой у регулятора компенсационного разрешения на объем непокрытых выбросов. Кроме того, необходимо запретить использование углеродных единиц добровольного регулирования и предыдущих периодов.

Европейская модель

Это система квот и торговли. Она предполагает установление предельного порога выбросов (квоты), который со временем сокращается. Каждая единица выбросов должна быть покрыта разрешением, которое, в свою очередь, выдается бесплатно регулятором (их объем сокращается со временем), а также приобретается на аукционе у регулятора или у других компаний. Некоторые рынки допускают покрытие части выбросов углеродными единицами климатических проектов, которые торгуются на добровольном рынке. Примеры: EU ETS, СТВ Казахстана, СТВ Китая.

Японская модель

Это система базовых показателей и кредитов. Она предполагает, что регулятор устанавливает базовый показатель выбросов. Если выбросы эмитентов ниже, то на эту разницу выдаются углеродные кредиты, которые можно продать другим компаниям или оставить на последующие периоды. В обратном случае превышение необходимо покрыть такими кредитами. Примеры: Tokyo C&T, Saitama ETS, пилотный проект на Сахалине.

Цель 2— защита от трансграничного углеродного регулирования Евросоюза (Carbon Border Adjustment Mechanism, СВАМ) через заявление к вычету эффективных углеродных платежей в России. Опциями для ее достижения являются ввод углеродного налога для производителей товаров, включенных в номенклатуру СВАМ, при одновременной разработке системы компенсационных мер по смягчению финансовой нагрузки для бизнеса. Кроме того, возможно запустить систему торговли выбросами по «европейской» модели, поскольку EU ETS (СТВ ЕС) работает по ней. Также в этой модели необходим запрет на использование углеродных единиц добровольного регулирования.

Цель 3— органичное встраивание в мировой углеродный рынок согласно статье 6 Парижского соглашения. В этом случае необходимо развивать добровольный углеродный рынок, на котором возможно наличия спроса из других юрисдикций. Одновременно с этим следует обеспечить поддержку сферы климатических проектов в России, в том числе доступ к льготному финансированию. В качестве дополнительного механизма целесообразно ввести СТВ по «европейской» модели, поскольку она является самой распространенной в мире и по ней работают ЕС и Китай.

Какие перспективы у сахалинского эксперимента

В сентябре 2022 года в России был запущен так называемый сахалинский эксперимент. Его целью является отработка пилотного локального углеродного рынка и достижение углеродной нейтральности в Сахалинской области.

Проект продлится до конца 2028 года. Он предполагает, что региональное правительство устанавливает базовый показатель выбросов (квоту на годовой объем выбросов) для каждой организации из перечня региональных регулируемых организаций, обязанных участвовать в эксперименте. И если фактические выбросы организации оказываются ниже квоты, на эту разницу выдаются «единицы выполнения квоты». Их можно продать другим компаниям или сохранить для выполнения обязательств позже. Еслиже выбросы превышают базовый показатель, это превышение нужно покрыть. Сделать это можно за счет такихже единиц или через покупку углеродных единиц климатических проектов на добровольном рынке. Также возможно заплатить штраф 1000 руб. за тонну СО2-эквивалента.

Однако авторы доклада считают, что тиражирование сахалинского экспериментана всю страну является неэффективным решением с точки зрения любой из перечисленных выше целей. Это объясняется тем, что в данной модели:

обеспечение поступлений в госбюджет проблематично, так как отсутствует первичный рынок; защита от трансграничного регулирования ЕС через организацию системы торговли выбросами по «японской» модели выглядит малоперспективной; попытка встраивания в мировой углеродный рынок посредством СТВ по «японской» модели позволит синхронизировать российскую модель только с Японией и Саудовской Аравией.

Эксперты при этом уверены, что «сахалинский рынок может развиваться в логике региональной системы торговли выбросами».

Почему до сих пор нет национального механизма

В России нет обязательного механизма ценообразования на выбросы «в связи с рисками и отсутствием очевидных преимуществ, которые он может нести», отмечают авторы доклада. В тоже время его возможные формы обсуждаются давно. Так, в начале 2024 года сообщалось, что Минэкономразвития изучает возможность взимания в России платы с бизнеса за выбросы парниковых газов. Это следовало из проекта плана мероприятий по реализации Стратегии социально-экономического развития РФ с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года. Предполагалось, что такая «цена на углерод» может быть введена в 2028 году.

Однако в начале 2025 года глава ведомства Максим Решетников заявил, что сейчас установление в стране углеродного налога не обсуждается. «Конечно, ни о какой плате за углерод в ближайшие годы речи не идет. Даже возвращаться к этим расчетам и обсуждению этих вопросов на горизонте до 2027–2028 годов, ставить этот вопрос в повестку бессмысленно»,— сказал он.

Тем не менеев отсутствииобязательного механизма, действующего на национальном уровне, есть и свои риски. «Россия и так достаточно запоздала с механизмами регулирования цен на углерод, тут даже Китай достаточно быстро сориентировался. Без действующей системы углеродного ценообразования в России (налога или СТВ)европейский CBAM превратится в полноценный экспортный налог для российских производителей экспортоориентированных товаров (сталь, алюминий, удобрения, цемент, электроэнергия, водород и другие). Отсюда вытекают риски потери конкурентоспособности»,— считает Юрик Казарян, руководитель направления бизнес-анализа в группе производственного консалтинга «Рексофт Консалтинг».

Также «неочевидным риском» является замедление технологического развития, поскольку отсутствие платы за выбросы замедляет инвестиции в низкоуглеродные технологии, полагает он. Наконец, Россия может упустить возможности на мировом углеродном рынке, что приведет к сокращению внешних зеленыхинвестиций в экономику страны.

Вместе с темсегодня действительно нет рыночных факторов, которые говорилибы о необходимости введения цены на углерод, согласен директор группы операционных рисков и устойчивого развития KeptЕвгений Тананайко. «Доступ на высокомаржинальные рынки, где в качестве барьера выступает цена на углерод, нам крайне затруднен. То есть мы не создаем равных условий, а ухудшаем текущие позиции. А сбор углеродного налога для пополнения бюджета без наличия прозрачного механизма возврата в углеродоемкие отрасли экономики не даст ключевого эффекта— декарбонизация будет оставаться уделом статистики. Бизнес выгод не увидит»,— отмечает он.

Вместе с тем стратегия развития энергетикикак базовой отрасли, которая первая на себе испытает последствия введения цены на углерод, «не содержит кардинальных мер по изменению топливного баланса страны», замечает Тананайко. А кроме того, «перекладывание бремени налога на углерод исключительно на регулируемые отрасли с точки зрения СВАМ» (черная металлургия, алюминиевая и целлюлозно-бумажная промышленность или производство цемента) будет снижать инвестиции в технологии декарбонизации и прочие решения, приводящие к сокращению выбросов, пусть даже опосредованным образом, рассуждает эксперт. В этой связи, считает он, «крайне рискованно» выделять какое-то одно приоритетное направление. «Бизнесу нужны системные возможности»,— резюмирует Тананайко.

Читайте РБК в Telegram.